Из серии «Искушения Императора» (мифология постсолипсизма)
Девушка нарушила равновесие, и имперский стул выпрыгнул у нее из-под ног. Она напрягла свое естество, пытаясь смягчить траекторию падения. Рывок. Низкий стон натянувшейся удавки, и спальня, качнувшись вверх, замерла в ожидании трагедии.
Медленно раскручиваясь по орбите саморазрушения, девушка посмотрела на дверь и представила, как, спустя несколько часов, он войдет в их личные покои. Как увидит случившееся, окинув ее удивленным взглядом, и упадет на колени в осознании движущейся на него лавины неизбежности. Как трепетно снимет оставленное на память тело и будет нежно гладить ее лицо и плакать безутешным стариком, ребенком, матерью. Как задумает проклясть всех, кто бил по опоре ее души, пытаясь сломать определенную им ее судьбу, кто выдавил ее дух из обиталища в этом пространстве и времени. Как мгновенно остановится плач, и высохнут его глаза. Как, вставая с колен, он поднимется над умершими мечтами о счастье и проклянет только одно существо, ставшее не способным быть человеком. Он проклянет ее. Лишь ее.
Это она сейчас убивает его любимую, нанося удар ему в спину, в самое сердце. Она предает его, отдав себя чужой воле, превращаясь в не-человека – безжизненное орудие его врагов. Уже только поэтому она достойна его презрения и неиссякаемой ненависти.
Он выбросит ее тело на помойку и забудет, что она была и любила его. Он вычеркнет ее имя из всего, что может о ней напомнить. Забудет, что когда-то любил ее, стерев ее имя и вообще историю о ней с лица земли. Ему хватит масштаба мысли и воли, чтобы сделать это как императору. Он забудет, что готов был отдать за ее жизнь – за ее живую, а не мертвую! – любую цену.
Любя, не предают. Нет. Она не хочет этого. Не хочет так. Любя его, она сильнее их всех и никому не позволит управлять императором, минуя его волю. Нужно лишь найти путь вернуться назад.
Молодая императрица попыталась махнуть ногой и достать ею стул, стол, хоть что-нибудь. Но ничего не получилось. Только петля жестче вцепилась в шею, упреждая предсмертные судороги пойманной жертвы. Текущая в предвкушении пира пеньковая слюна обожгла тело холодом содранной кожи.
Она попыталась достать до чего-нибудь рукой – шкафа, крюка, – подтянуться на веревке. Бесполезно. Узел на весу уже не развязать и хватку петли не ослабить. Все бесполезно. Она поняла, что выбор сделан, начат отсчет новой судьбы и время, увы, никак не вернешь.
Она расслабилась и потяжелела, раскачиваясь маятником часов, отмеряя последние секунды сознания, ожидая момента превращения в кожаный мешок никому ненужных костей и дерьма.
Один. Два. Вечность. Никто так и не вошел, не спас потерявшуюся девочку из пасти жадного чудовища. И вот, спустя целую вечность, полную поиска ненужного смысла жизни и смерти, словно отпуская в пропасть уставшего держаться за жизнь скалолаза, веревка с треском оборвалась. Бросила императрицу вниз, на пол, не выдержав груза навалившейся на юное сердце тоски по уходящей любви. Лишенная туловища петля ослабила хватку, и девушка выбралась из нее, разодрав пеньковую пасть. Со свистящим воем втянула она в легкие хладеющий от скорости воздух, и крикнула, бросая вызов только ей видимому врагу:
– Тварь!
Удивленная переменой, веревка пощечиной ударилась в стену и, упав на пол, тихо залегла у двери змеей, охраняя покой своей новой хозяйки. Теперь вожаком их маленькой стаи была молодая императрица.
– Я буду жить! – шепнула девушка миру.
Огромным барабаном застучало сердце. Зазвенела в ушах тишина и в голове радостно запел ветер. Бешеным ураганом понеслись мысли, раскрывая тайные смыслы и покоряя силой любви людей, народы, Вселенную.
Сколько шагов она сделала, отмеряя себе жизнь до петли? И сколько раз колыхнулась в ней, отмеряя смерть до падения?
Девушка поняла, что прыгнув в петлю не во время, она выпала из нее вне времени. Теперь она не живая не мертвая, умершая и воскресшая. Ей нечего бояться и незачем спешить – страшная и спасительная смерть теперь над нею не властна. Главное, со временем не забыть, как это быть бессмертной. И не забыть рассказать о победе ему.